Клео клуб

Два сердца плакали так близко друг от друга…

Запах хозяйственного мыла от простыней и ожидание чего-то неминуемого, чего-то, что произойдет вопреки всему, ведь это происходит каждое утро.
Кажется, остались считанные секунды, она просто лежит и ждет, ждет старта новому дню…
- Доченька, просыпайся! Опоздаешь в школу! – ровный монотонный голос отца пронзает тишину.
- Уже встаю. – Бормочет она сама себе, и с готовностью встает с кровати.
Новый день начат. Кажется, пройдет сто лет, а голос отца как нечто неподвластное времени будет пронзать тишину утра, каждый раз с одинаковой интонацией и громкостью, не меняя ни единого слова в своем утреннем «приветствии».
Звук воды, запах овсянки и какао… На самом деле запах это самое привлекательное из того что имеется на кухне, так как овсянка без сахара и какао на воде это просто обязательный рацион, который мало съедобен на вкус, но это настолько вошло в привычку, что даже не обсуждается… даже наедине с собой… даже когда хочется ни менее полезную манную кашу… никогда.
И вот, она уже стоит перед накрытым столом. Густая челка, большие карие глаза, бледное лицо. Худенькая или изящная в этом возрасте и не определишь, это станет понятнее лет в семнадцать, а пока ей только тринадцать.
Она кушает, опустив голову, то, что лежит перед ней на тарелке, каждое утро и как всегда испытывает легкий волнение перед ним. Может ей повезет, и он забудет и не задаст никаких вопросов, а может ей опять придется оправдываться за неважную учебу и неубранный ящик стола, испытывая при этом леденящий душу страх.
Мечты о несостоявшемся разговоре сбываются, отец уходит, целуя ее в лоб на прощанье. Тяжелая деревянная дверь захлопывается за ним. Облегчение. Она одна, и уже не надо бояться и сжиматься от того, что он опять будет делать замечания и упрекать. Несмотря на его уход, дом продолжает дышать его присутствием. Старые медицинские книги, большая старинная мебель, специфический запах старых квартир. Она плетется к холодильнику и худыми ручками достает большой эмалированный таз с фаршем и детскими корявыми движениями лепит котлеты. Она никогда не задается вопросом, откуда каждое уро в тазу свежий фарш, он просто там есть и все. Как нечто неизменное, как утреннее пробуждение, как овсянка и запах какао.
Как всегда завозилась с котлетами, расплескала воду, пока мыла посуду, и пришлось вытирать пол. На уроки осталось мало времени, что-то недоучила, в школу как всегда опоздала. Педагоги недовольны, многие из них помогают ей подтянуть слабые стороны, и в общем-то относятся благосклонно, но разговор с отцом уже виднеется на горизонте, заставляя сердце колотиться от страха при одной только мысли о нем. Сгибаясь под тяжестью портфеля, она плетется домой, мечтая только о том, чтобы наступила ночь и все разговоры были бы уже позади и тогда она смогла бы погрузиться в сладостный мир грез, пофантазировать и представить себя отличницей, представить, как она все успевает, представить, как отец ее хвалит…
В воздухе тяжелое ожидание, как и каждое утро перед пробуждением. Как по часам раздаются тяжелые шаги за дверью. Отец входит, целует ее в лоб и проходит на кухню за чаем. Она стоит и ждет, пылая от страха. Последние мгновения тишины… Дальше его голос, биение сердца, единственное желание перетерпеть и сбежать к себе. Она стоит, не поднимая глаз и только отдельные слова, произносимые ледяным монотонным голосом, пробивают оцепенение – «Хуже других», «Необязательность», «Лень»… «Иди и подумай над своим поведением». Последняя фраза срабатывает как сигнал к бегству – «Я согласна на все лишь бы уйти к себе и не чувствовать свою вину.» - Думает она и сдавленным голосом произносит:
- Хорошо… Спокойной ночи.
- Спокойной ночи.
Ночь. Слезы. Мечты… Мечты о маме, о материнской ласке, заботе, защите, поцелуях... С этими мыслями она засыпает в те моменты, когда ей особенно плохо.
Каждый из таких дней составлял серую мозаику ее жизни, где даже самые незначительные события выделяются настолько, что запоминаются надолго как яркое впечатление.